Фактически Франклин провел бóльшую часть мая в ожидании благоприятного случая для того, чтобы попытаться привлечь к делу борьбы за независимость Америки двух близких ему людей. Одним из них был Джон Галловэй, его старый союзник в борьбе против Пеннов, который в течение десяти лет действовал как его заместитель в Ассамблее Пенсильвании. На Первом Континентальном конгрессе Галловэй предложил создать американский конгресс, который обладал бы властью, подобной власти парламента, причем оба органа должны проявлять лояльность королю. Это был план союза в рамках Британской империи, который Франклин поддерживал на конференции в Олбани и позже, но который безапелляционно отвергнул конгресс. Разочарованный, Галловэй отказался от назначения делегатом Второго Континентального конгресса.

К началу 1775 года Франклин был убежден, что время планов, подобных плану Галлоуэя, прошло. Тем не менее попытался убедить Галлоуэя присоединиться к нему в качестве члена нового конгресса. Он писал ему, что было бы неправильно уходить из общественной жизни «в то время, когда ваши способности так нужны». Первоначально он дал Галлоуэю лишь тонкий намек на свое отношение к вопросу о независимости. «По-видимому, люди не могли понять, к какой партии он примкнет», — вспоминал позднее Галловэй[353].

Другой человек, которого Франклин хотел привлечь к делу революции, был ему еще более близок.

Губернатор Нью-Джерси Уильям Франклин, по-прежнему сохранявший лояльность британскому кабинету министров и непрерывно конфликтовавший со своей легислатурой, узнал о возвращении отца в Филадельфию из газет. Это оказалось для него, как он писал в письме к Страхану, «весьма неожиданной новостью». Уильям очень хотел встретиться с отцом и потребовать обратно своего сына Темпла. Однако сначала он должен был принять участие в специальной сессии легислатуры Нью-Джерси, которую сам назначил на 15 мая. Вскоре после того как она завершилась в обстановке взаимной вражды сторон, три поколения Франклинов — отец, сын и несчастный внук между ними — наконец-то оказались вместе[354].

Франклин и его сын выбрали для своей встречи нейтральное место — Тревос, большой каменный помещичий дом Джозефа Галлоуэя в округе Бакс, расположенном к северу от Филадельфии. Удивительно, но, несмотря на эмоциональный характер встречи, ни оба Франклина, ни Галловэй, по-видимому, никогда не писали о ней. Единственным источником сведений о событиях в Тревосе по иронии судьбы оказался дневник Томаса Хатчинсона, губернатора Массачусетса, письма которого были тайно похищены Франклином. В своем дневнике Хатчинсон записал отчет о встрече, переданный ему Галлоуэем три года спустя. Тогда оба они как лоялисты находились в изгнании в Англии.

Вечер начался с довольно неуклюжих объятий и последовавшей затем краткой беседы. В какой-то момент Уильям отвел Галлоуэя в сторону и шепнул, что до сегодняшнего дня избегал серьезных разговоров с отцом о политике. Но вскоре после того как «стаканы свободно пошли по кругу» и было выпито немало мадеры, мужчины опять вернулись к политическим разногласиям. «Послушайте, мистер Галловэй, — обратился Франклин к своему давнему союзнику, — вы действительно придерживаетесь мнения, что я должен продвигать идею примирения?»

Галловэй действительно имел такое мнение, но Франклин не захотел его слушать. Он привез с собой длинное письмо, написанное Уильяму во время плавания через Атлантический океан, в котором подробно описывал тщетные усилия в переговорах о достижении примирения. Хотя Галловэй уже слышал отрывки рассказа, Франклин прочитал вслух бóльшую часть письма и сообщил о перенесенных им унижениях. В ответ Галловэй поведал свои ужасные истории о том, как анонимные радикалы попытались заманить его в ловушку, попросив предложить план спасения Британского союза. Революция, подчеркнул он, была бы равносильна самоубийству.

Уильям доказывал: всем им лучше сохранять нейтралитет. Но отец оставался глух к его аргументам. Как записал позднее Хатчинсон, Франклин «раскрыл свои замыслы и высказался в пользу достижения независимости», а затем «стал протестовать против коррумпированности и расточительности королевства». Уильям гневно возражал, но также проявлял и заботу о безопасности отца. Намереваясь «предать колонии пожару», он, как надеялся Уильям, должен «позаботиться о том, чтобы не сгореть самому»[355].

В итоге Уильям, расстроенный и угнетенный, отправился обратно в Нью-Джерси, чтобы вернуться к своим обязанностям королевского губернатора. С ним поехал его сын Темпл. Бенджамину и Уильяму удалось договориться в Тревосе о том, что мальчик проведет лето в Нью-Джерси, а затем вернется в Филадельфию, чтобы поступить в колледж, основанный его дедом. Уильям надеялся послать его в Королевский колледж (ныне Колумбийский университет), но Бенджамин отверг план сына, потому что колледж стал рассадником идей приверженности британской короне. Вскоре Темпл оказался втянутым в соперничество между двумя мужчинами, которые боролись за его внимание. Он старательно пытался угодить обоим, но вскоре понял, что это невозможно.

Трудно указать в точности, когда Америка прошла точку невозврата, осознав необходимость и желательность полной независимости от Британии. Трудно даже сказать, когда этот момент наступил для тех или иных конкретных людей. Франклин, в течение десяти лет балансировавший на грани между надеждой и отчаянием в отношении разрыва, озвучил личное мнение перед членами семьи во время встречи в Тревосе.

В начале июля 1775 года, ровно за год до того, как его друзья из числа американских патриотов придали собственной позиции декларативный статус, Франклин уже был готов излагать свою точку зрения публично. Произошло несколько событий, вынудивших его перейти в стан мятежников: неуважение, разбитые надежды, предательство и враждебные Америке английские законы. Но важно также учитывать стержневые причины эволюции Франклина и, в более широком смысле, причины эволюции тех, для кого он служил примером.